- Доктор, как мне быть, не знаю! К вам за помощью пришла: Я буквально умираю - Аллергия довела! - А на что же вы конкретно Реагируете так? читать дальше- О, на многие предметы: На косметику и лак, На ковровый ворс, на пледы, На кошачью шерсть, на пух, На соседку и соседа, Когда их увижу вдруг, На клубнику и малину, На лимоны и ранет, На золовку Алевтину Реагирую в момент: Сразу - насморк, сразу - нервы, Покрываюсь краской вся, Когда та в сабо модерных Появляется, форся, На тушеную картошку, На солянку и компот, На племянника Алешку, когда песни он поет, На рябину, землянику, На треску и осетра, На невестку Веронику И на деверя Петра, На нейлоновые платья, на помет и перья кур, На сотрудницу - представьте, Отхватила гарнитур! На какие ж это средства? Это кто же ей помог? - А еще на что? - На тесто, На кефир и на творог, На цветущую ромашку, На герань, на кислый квас, На уборщицу Наташку, Когда просит всякий раз Возле мусоропровода Ничего не оставлять - Поднимаю тут же с ходу Крик такой, что не унять; И трясет меня и душит, Приступ длится час, другой.... На укроп и на петрушку, На полынь, на зверобой, На сметану и на свеклу, На корицу и кунжут, На свекровь да и на свекра, Чуть лишь в гости к нам придут, На духи "Салют", на пудру Тошнота и вид больной, На попутчиков, что утром Едут в транспорте со мной, Сыпь - на рисовую кашу и на ячневую - чих, Между прочим, и на ваших возмутительных больных: Говорят: гражданка, лучше Стали б в очередь, как все! - Что ж, и впрямь тяжелый случай,- С грустной миной на лице Врач промолвил. - Скажем кратко: Трудно ждать вам перемен, Потому что ваш характер - Самый главный аллерген!
Ты — Маг-Бард Да, я понимаю, что звучит почти как МакКлауд, но никакого отношения к Горцу ты не имеешь. Хотя убить тебя так же сложно. Да вон, посмотри хотя бы на короля Мистрали. Он полуэльф и, конечно, он хороший, но это ж совершенно неубиваемое недоразумение. Вообще, Маг-Бард – это один из самых редких и самых запоминающихся мультиклассов. Ты силен и умен, как настоящий Маг, и при – этом творческая личность, как всякий Бард. Замечательно, правда? Как пел один известный менестрель:
Он опасней минотавра, пострашнее, чем дракон, От него едва спасает сверхмагический заслон. От безделья он страдает и уже немного злой А с утра, вдобавок, крыша в крепкой ссоре с головой.
И надо сказать, что тот менестрель не преувеличил, а где-то даже смягчил. Встреча с тобой всегда заканчивается потрясением. Или сотрясением — в зависимости от того, кого в тебе сегодня больше: Барда или Мага. Заклинания в стихах, да еще и матом? Вдохновить на самый безнадежный бой, да так, что у противника просто не останется шансов? Легко! Файерболом в глаз за освистание — тоже бывает. Ну, или не файерболом, а огненной дорожкой — тоже можно. В общем, ты из той милой категории, с которой лучше не встречаться. Э-э-э, не надо в меня файерболом, лучше спой! Вот так-то лучше. Пройти тест
Полиция меня доканает. Вламываются в глухую темень домой, без предупреждения, допрашивают. Позвонить и договориться о встрече, как все нормальные люди, нельзя?
Практика правды: Вера Полозкова о театре (ruspioner.ru, 5/06/13)
Мне тоже всегда казалось, что театр создан для тех, кто легко имитирует, пародирует и передразнивает близко к оригиналу, что это большая машина иллюзии, — я училась на художественного критика и считала актеров существами, от природы склонными становиться кем угодно, кроме самих себя. До тех пор, пока в двадцать два театр не обступил меня и не спросил как раз об обратном — как сыграть, чтобы оказаться именно собой.
Вообще, считать, будто «хорошо играть» равно «хорошо притворяться», что настоящий актер — этот тот, кто и в жизни постоянно меняет маски, перевоплощается, манипулируя эмоциями окружающих, — типичное заблуждение людей, непричастных к театру. Нам представляется нервическая требовательная красавица с причудами из рассказов Аверченко, про которую никогда невозможно понять, в какой момент она настоящая, — она постоянно разговаривает с тобой монологами из пьесы, которую репетирует в данный момент. На деле для того, чтобы одолеть, осилить, присвоить большую роль, чтобы поселить в себе целого отдельного персонажа, порой конфликтующего с тобой во всем — в манере формулировать мысли, двигаться, выбирать одежду, обращаться с людьми; чтобы занять не больше и не меньше своего места в спектакле, не заваливая всю его шаткую конструкцию, следовать за режиссерским решением, внимательно слушать партнера, — нужно быть предельно чистым, простым и ясным, отважным, чутким, свободным от гордыни человеком. Тот, кто занят только собой, всегда беспокоен, всегда кого-то копирует, всегда хочет казаться кем-то лучшим, — не сможет вырасти в настоящего актера: он глух и зажат, ему хочется только нравиться, только производить впечатление. В том, как люди говорят: «Отлично играет!» — мне слышится большая неправда; либо играет очевидно лучше всех своих партнеров, чем перетягивает на себя все внимание, либо нарочит, либо кривляется; когда играют по-настоящему отлично — тогда не играют. Тогда ты сидишь в зале и не можешь понять, почему она по сюжету просто выходит из натопленного дома зимой, а зябко — тебе. Как он, пока говорит, ни жестом, ни даже интонацией — одной паузой, одним движением челюсти выдает, что ненавидит собеседника. Когда играют отлично, тогда живут, все вместе, не по отдельности — ты будешь так заворожен, что не сможешь сформулировать, в чем или в ком именно магия, где ее источник. (Изнутри, за кулисами, то же самое: вы всегда, не сговариваясь, знаете — сыграли или нет. Все, какими бы разными ни были людьми, на время спектакля срастаются в один чуткий многоглазый организм, все становятся предельно зависимы друг от друга — и чувствуют одинаково: высекся огонь — или одна труха.) Театр для меня вообще антоним вранья, притворства, дешевой истерики или розыгрыша, всего того, про что нам в детстве говорили: «Ну, прямо театр!» — потому что там, под софитами, ты мал, одинок, гол, уязвим и проницаем, тебе не скрыть ничего: ни возраста, ни недостатков фигуры, ни бешеного волнения; то, чего ты больше всего стесняешься, будет кричать и резать глаза. Либо ты изучил все это в себе, проработал, принял и выходишь туда, на авансцену, сдаваться, как есть, — либо даже не рискуй.
Мне вообще в смысле психотерапии и одновременно серьезной буддийской практики выпало четыре года играть самое невыносимое: собственные стихи. То есть, являясь автором, играть свою героиню. Одновременно наблюдая, как меня же, разложенную по голосам, по сюжетным линиям, играют еще несколько человек: не впрямую, естественно, не копируя мимику, но — говоря моим языком, проживая ситуации, бывшие в действительности и проросшие в тексты, как-то по-своему представляя себе, объясняя себе — вполне реальных, иногда сидевших в зале — адресатов моих стихов. Надо сказать, это служит мощнейшим катализатором взросления: в этом столько одновременно стыда, восторга и возможности отпустить, наконец, увидеть со стороны все то, что тебя мучает или мучило, все причины и следствия своих выборов и обид, целиком траекторию своего изменения, — а Эд Бояков беспощаден в формулировках и ставит задачу жестко, и там, где «Полно, деточка, не ломай о него ногтей;/ Поживи для себя, поправься, разбогатей,/ А потом найди себе там кого-нибудь без затей,/ Чтоб варить ему щи и рожать от него детей,/ А как все это вспомнишь — сплевывать и креститься», говорит: «Да, Гребенщикова, сыграй мне московскую эгоистичную бабу, которая искренне считает, что варить щи и рожать детей можно кому угодно, для этого не требуется душевного усилия, а она лучше, она создана для высокого страдания и всю жизнь будет этим упиваться». Вообще, слушать, что именно, в трактовке режиссера, происходит в твоих стихах, чтоб их потом точно сыграли, слушать и не дергаться — высокая медицина.
«Театра» в том самом, общеупотребительном смысле во мне до прихода в «Практику» было больше в разы — в текстах в том числе; мне нравилась густая, киногеничная мука, вся ее богатая эстетика, мне нравилось дожимать — и доживать — и без того невеселые истории до их логической безысходности; еще меня страшно заботило, что обо мне подумают, и убивало, когда думали что-то не то. С некоторым же сценическим опытом приходит понимание, что самое страшное говорится простым, ровным голосом и только тогда — пронзает. Насколько важно не нравиться тоже, и возмущать, и вызывать недоумение — без этого неосуществима в зрителе никакая реальная внутренняя работа; без тетеньки, брезгливо вздувшей ноздри при резком словце, без другой, пунцовой от бешенства, выскакивающей из зала в середине спектакля («Жизнь удалась») и кричащей на девочку-билетершу, что за такое надо закрывать театр и сажать режиссера в тюрьму, — с публикой ничего не происходит, она никак не выдергивается из бесконечного конвейера потребления развлечений, которым является сегодняшняя жизнь, не сталкивается с собой, не включает механизма осмысления; большой день был тогда, когда после неудачных, на тройку, по мнению режиссера, «Избранных» в «Политеатре» на мое возражение: «Но ведь зал стоял, нас четыре раза на бис вызывали», - Эд сказал: «Иногда нужно, чтобы почти не хлопали. Но ушли с перевернутыми лицами», — и я его вдруг поняла: мы уронили градус, переиграли, что считается признаком большого актерского старания, нас щедро поощрили, но — не услышали. Когда ты услышал что-то, что тебя изменило, что тебе ответило на какой-то болезненный незаданный вопрос, хлопать не хочется; не хочется и обсуждать горячо. Хочется скорей на воздух и всю дорогу до дома обдумывать; постигать.
Я пишу это после счастливой трехчасовой репетиции последнего в сезоне спектакля, который нам играть послезавтра; лекторий Политехнического, в котором «Политеатр», закрывается на реконструкцию, как и весь музей, в «Практике» теперь будет совсем другой репертуар, и мы с театром, кажется, расстаемся после сумасшедшего пятилетнего романа. Ему я — правда — обязана, возможно, самым большим счастьем, испытанным в жизни: все эти долгие читки в залитых солнцем репзалах, в спорах, словесных пикировках и озарениях, весь этот сладкий ужас, с которым вы за кулисами кладете после третьего звонка ледяные от волнения ладони одна поверх другой и говорите: «С Богом!», сверхчеловеческий слух, которым ты слышишь с высоты декорации на сцене, о чем именно шепчутся девицы в последнем ряду галерки посреди замершего зала, след от липкой ленты, которой микрофон крепится к уху и шее, не сходящий три дня, театральный буфет, где давно знают наперед все, что ты сейчас попросишь, и общее это, детское абсолютно чувство причастности к какой-то зримой магии, творящейся на глазах, — все это объяснило мне театр как лабораторию по поиску и выявлению правды и подлинности, такой, какой и в жизни немного, за всей ее бутафорией и мишурой. А еще убедило, что я теперь, где бы ни работала, поиска этого не оставлю.
Я понял, почему не люблю обезболивающие. Боль - это диалог со своим организмом, лекарства похожи на погремушку, которую суют ребёнку, чтобы он не орал и не раздражал.
Надо что-то делать с суставами, но очередной раз бегать по врачам сил уже нет.
Зубров нет, кабанов нет, смотреть нечего... Смотрю орланов-белохвостов www.lasy.gov.pl/bielik Ну и ветер их там мотает. Сразу вспоминается, как однажды с другом влезли на самую верхушку дерева, и нас так сильно начало мотать ветром, что мы вцепились в ветки и даже слезть не могли - при любой попытке отцепить руку-ногу нас просто сдувало и стряхивало)
Вы даете мне персонажа (персонажей), и я вам о нем рассказываю: - чем нравится; - чем не нравится; - любимый эпизод с персонажем; - любимая фраза персонажа; - отп; - brotp; - личный фанонный факт про персонажа; - непопулярное мнение, связанное с персонажем; - что бы хотелось совершить с персонажем, будь он моим; - мой страх, связанный с персонажем; - 5 слов, которые его лучше всего опишут
Всё-таки достучался до родителей. В очередной раз понял, что этого не надо было делать. Стоит только заикнуться о своих проблемах и/или желаниях, как получаешь двухчасовую истерику на таких повышенных тонах, что стены дрожат. Хорошо, я всё понял в очередной раз. Возвращаться не смей, заткнись и не порти настроение. Единственная твоя функия - высылание денег, кому ты можешь быть нужен для чего-то ещё? Вся иллюзия родительской любви, возникшая за последние два года, оказалась... впрочем, там иллюзиям самое место. Переживу. И даже не буду размышлять на тему, почему из троих самым ненужным в семье оказался я. Переживу. И не такое переживал.
А романс совсем не должен звучать со сцены. Романсы приемлемы лишь в двух случаях. Во-первых, когда их поют девушки на выданьи. Приходят гости, и между горячим и десертом маменька говорит - "А сейчас Шурочка исполнит романс". И молодые люди глазеют на трепещущее декольте. Во-вторых, когда их поют мужчины... где-то между третьей и шестой любовной атакой очень прилично принести даме прохладного винограду, и пока она им лакомится, спеть что-нибудь бархатным голосом.
Все остальное - вранье и профанация. (с)major_ghost
1. Австралийцы по законодательству обязаны голосовать на выборах. Австралийскому гражданину, не явившемуся на выборы без уважительной причины, грозит штраф.
2. Дома в Австралии плохо изолированы от холода, поэтому в зимние месяцы при температуре ниже +15 градусов в помещениях довольно прохладно. Неудивительно, что именно из Австралии пошла мода на «угги» — теплую мягкую и уютную обувь. Австралийцы носят их прямо дома.
3. Австралия – единственный континент планеты, полностью занятый одним государством.
4. Австралийцы почти никогда не оставляют чаевых. Некоторые, впрочем, подмечают, что это негативно сказывается на качестве австралийского сервиса.
5. Приезжающих европейцев австралийцы иногда называют «pommy» — pomegranates, потому что солнце белую кожу сжигает до красно-бурого цвета, как плод гранатового дерева.
6. Канберра стала столицей Австралии, потому что австралийцы благоразумно решили равноудалить правительство от мегаполисов Сиднея и Мельбурна в отдельный маленький городок в горах. Теперь в него ежегодно возят школьников на Уроки Демократии.
7. Мясо кенгуру легко можно найти в австралийских супермаркетах и ресторанах. Здесь оно считается полезной альтернативой говядине или бараниной: содержание жира в кенгурятине не превышает 1-2 процентов.
8. В Австралии обитает самая ядовитая змея в мире: прибрежный тайпан, яд от одного укуса которого может убить 100 человек сразу.
9. В Австралии проживает огромное количество эмигрантов со всего мира. По статистике, каждый четвертый житель Австралии был рожден за ее пределами.
10. Хотя Австралия и ассоциируется с солнечной бесснежной страной, в Австралийских Альпах лежит больше снега, чем во всей Швейцарии.
11. На Большом Барьерном рифе есть свой почтовый ящик. Доплыв до него паромом, можно отправить родным открытку с видами рифа.
12. Самая грандиозная футбольная победа в истории принадлежит Австралийской сборной, которая в 2001 году обыграла сборную Американского Самоа со счетом 31:0.
13. Через Австралийскую равнину Наалларбор пролегает самая прямая дорога в мире: 146 километров без единого поворота.
14. Австралийцы без ума от азартных игр. По статистике, около 80% австралийцев хотя бы изредка играют на деньги.
15. Хотя многие австралийцы являются потомками заключенных, на генетике это никак не сказалось: по статистике, население Австралии является самым законопослушным в мире.
16. Самая длинная в мире стена – не Великая Китайская, а так называемый «Собачий забор», разделяющий австралийский материк на две части, одна из которых является ареалом обитания диких собак динго. Забор был построен, в первую очередь, с целью защитить пастбища Южного Квинсленда от прожорливых динго. Его общая протяженность составляет 5614 километров.
17. В Австралии очень низкая плотность населения. Более 60% ее жителей обитают в пяти городах: Аделаиде, Брисбене, Сиднее, Мельбурне и Перте.
18. Самое первое подразделение австралийской полиции состояло из 12 человек. Все они были воспроизведены в полицейские из заключенных, отличившихся примерным поведением.
19. В Южной Австралии находится ферма Anna Creek Cattle Station, которая по площади своей превосходит Бельгию.
20. Воздух в Тасмании считается самым чистым на всей планете.
Очень хочется послать всё к чёрту. Но это было бы слишком просто, поэтому посылать не буду. Забитость эта австралийская убивает прямо. Как овцы на заклание. Берут по одной, другие молча ждут своей очереди. Как же надо было зверствовать тюремщикам, чтобы такой менталитет из поколения в поколение передавался.
Ремус Люпин: Джеймс, есть идеи для отыгрыша, Джеймс Поттер: Давай отыграем, как сидим на экзамене СОВ по истории магии, а потом идем бухать общаться в гостиной? Ремус Люпин: Ну можно и такую билеберду XD
Кроме бухла в волшебном мире сыграть, конечно, нечего. Мародёрам особенно.